«Кто устал от Лондона, устал от жизни!» (Who is tired of London, is tired of life), — так еще в 18 веке сказал знаменитый Доктор Джонсон, автор первого английского словаря. Лондон бесконечен и бесконечно занимателен. На путешественника обрушивается лавина улиц, зданий, и людей; и все они — и здания, и люди — самого разнообразного цвета, формы и происхожения. И тех и других — множество! Толпы служащих в Сити, толпы покупателей на Оксфорд-стрит и Пикадилли, толпы туристов в Тауэре и на Трафальгарской площади, толпы прогуливающихся на набережных Темзы. После маленького Дарема, где невозможно выйти на улицу, чтобы не натолкнуться на знакомого, в Лондоне испытываешь эйфорию. Это — счастливая легкость от того, что можно затеряться в толпе, оставить свою надоевшую идентичность и быть никому неизвестным фланером, отрешенно глазеющим на то, как течет перед тобой жизнь.
Мы отправились в Лондон в субботу утром. Дарем пожелал нам счастливого пути сначала двойной радугой — такой яркой, какой я никогда не видела, — а потом проливным долждем по дороге на станцию. А через три часа (мы проехали около 400 километров) Лондон встретил похорошевшими, только что отреставрированными вокзалами King’s Cross и St Pancras. Суббота — День Всех Святых. А накануне — Халоуин (Haloween), день разгула дьявольских сил, когда они из последних сил пытаются удержаться на этой земле. Их отпугивают разными страшилками — зубастой головой из ярко-оранжевой тыквы, выставленным в окне или на крыше дома скелетом. Вечером внутри головы зажигают свечку и выносят на улицу: теперь уже точно ни один злой дух к дому не приблизится! Дети соревнуются, у кого тыквенная голова страшнее, и сами наряжаются монстрами, вурдалаками и скелетами. Обычай этот пришел из Америки и так и остался — уж больно весело пугать злых духов, становясь на один вечер похожим на них.
В воскресенье вечером мы гуляли по городу, обедали с друзьями, а вечером были на фестивале гитарной музыки — слушали чудесную международную команду из пяти акустических гитар, которые называют себя то The Arc («Ковчег»), то The Northern Sea («Северное море»). Они играли музыку своего лидера-голландца, которую я бы отнесла к «современной классике». Он пишет музыку и концертную, и для современного танца, и для кино; последняя его вещь — для документального фильма об Анне Политковской. Концерт шел в новом зале, точнее, офисно-концертном комплексе недалеко от вокзала King’s Cross и называемого поэтому King’s Place. Не успели музыканты выйти на сцену и сыграть одну вещь, как всем пришлось эвакуироваться — в здании включилась пожарная сирена. К счастью, тревога была ложной; публика, привышая к причудам современной техники, нехотя выбралась из зала и, покурив, вернулась обратно на свои места. Именно для этой удивительной техники в нашей гостинице на двери ванной повешена табличка: «Просьба, когда принимаете душ, закрывать дверь, так как пар из ванной может включить нашу чувствительную противодымовую сигнализацию». Гостиница — безликое только что выстроенное здании сети Premier Inn. Название переводится примерно как «Лучший трактир», но трактиром здесь и не пахнет: соврешенно идентичные нейтрально обставленные номера, стерильные коридоры, даже растения в горшках одинаковые. Некоторая индивидуальность разрешается только за завтраком, за которым подают поридж («овсянка, сэр!») и вегетарианские сосиски.
В понедельник я танцевала с Барбарой К. и — увы! — последними из лондонских дунканисток. Они не сдаются, и, хотя им уже годов немало, берут в кампанию детей и пляшут: раз в месяц у них совместное занятие, где-то раз в полгода — выступление. Из Парижа к ним раз в месяц приезжают Аннет и Франсуаз. Франсуаз танцевала когда-то для Раймонда Дункана в парижском доме Айседоры; в прошлом году ей исполнилось 60, и она счастлива: во-первых, не нужно ходить на работу в банк, во-вторых, можно ездить в Лондон на поезде через туннель по льготному билету. И она, и Бетси (которой тоже хорошо за 60), пляшут так, что молодым дадут 100 очков вперед (их обеих мы видели на фестивале «Московское действо-2005»). Жаль только, что серьезных учеников у них нет.
В последний день, утром перед отъездом мы гуляли по Риджент каналу — одному из самых тихих уголков центрального Лондона. Набережная канала узкая, только для пешеходов или велосипедистов. Транспорт остается где-то наверху, проезжая по переброшенным через канал мостам. На воде — только длинные и узкие лодки, построенные специально для каналов, как плавающие вагончики. Они крытые, и в такой лодке с мотором можно и путешествовать по тихим рекам и каналам, и просто жить. А главное — можно покрасить ее в яркие цвета, поставить на палубу растения в горшках и дать лодке экзотическое или смешное имя, обязательно женское — ведь «корабль» в английском языке, вообще-то не знающим родов, всегда — she, «она». Не в такой ли лодке путешествовали трое, не считая собаки, у Дж. К. Джерома?
Мы отправились в Лондон в субботу утром. Дарем пожелал нам счастливого пути сначала двойной радугой — такой яркой, какой я никогда не видела, — а потом проливным долждем по дороге на станцию. А через три часа (мы проехали около 400 километров) Лондон встретил похорошевшими, только что отреставрированными вокзалами King’s Cross и St Pancras. Суббота — День Всех Святых. А накануне — Халоуин (Haloween), день разгула дьявольских сил, когда они из последних сил пытаются удержаться на этой земле. Их отпугивают разными страшилками — зубастой головой из ярко-оранжевой тыквы, выставленным в окне или на крыше дома скелетом. Вечером внутри головы зажигают свечку и выносят на улицу: теперь уже точно ни один злой дух к дому не приблизится! Дети соревнуются, у кого тыквенная голова страшнее, и сами наряжаются монстрами, вурдалаками и скелетами. Обычай этот пришел из Америки и так и остался — уж больно весело пугать злых духов, становясь на один вечер похожим на них.
В воскресенье вечером мы гуляли по городу, обедали с друзьями, а вечером были на фестивале гитарной музыки — слушали чудесную международную команду из пяти акустических гитар, которые называют себя то The Arc («Ковчег»), то The Northern Sea («Северное море»). Они играли музыку своего лидера-голландца, которую я бы отнесла к «современной классике». Он пишет музыку и концертную, и для современного танца, и для кино; последняя его вещь — для документального фильма об Анне Политковской. Концерт шел в новом зале, точнее, офисно-концертном комплексе недалеко от вокзала King’s Cross и называемого поэтому King’s Place. Не успели музыканты выйти на сцену и сыграть одну вещь, как всем пришлось эвакуироваться — в здании включилась пожарная сирена. К счастью, тревога была ложной; публика, привышая к причудам современной техники, нехотя выбралась из зала и, покурив, вернулась обратно на свои места. Именно для этой удивительной техники в нашей гостинице на двери ванной повешена табличка: «Просьба, когда принимаете душ, закрывать дверь, так как пар из ванной может включить нашу чувствительную противодымовую сигнализацию». Гостиница — безликое только что выстроенное здании сети Premier Inn. Название переводится примерно как «Лучший трактир», но трактиром здесь и не пахнет: соврешенно идентичные нейтрально обставленные номера, стерильные коридоры, даже растения в горшках одинаковые. Некоторая индивидуальность разрешается только за завтраком, за которым подают поридж («овсянка, сэр!») и вегетарианские сосиски.
В понедельник я танцевала с Барбарой К. и — увы! — последними из лондонских дунканисток. Они не сдаются, и, хотя им уже годов немало, берут в кампанию детей и пляшут: раз в месяц у них совместное занятие, где-то раз в полгода — выступление. Из Парижа к ним раз в месяц приезжают Аннет и Франсуаз. Франсуаз танцевала когда-то для Раймонда Дункана в парижском доме Айседоры; в прошлом году ей исполнилось 60, и она счастлива: во-первых, не нужно ходить на работу в банк, во-вторых, можно ездить в Лондон на поезде через туннель по льготному билету. И она, и Бетси (которой тоже хорошо за 60), пляшут так, что молодым дадут 100 очков вперед (их обеих мы видели на фестивале «Московское действо-2005»). Жаль только, что серьезных учеников у них нет.
В последний день, утром перед отъездом мы гуляли по Риджент каналу — одному из самых тихих уголков центрального Лондона. Набережная канала узкая, только для пешеходов или велосипедистов. Транспорт остается где-то наверху, проезжая по переброшенным через канал мостам. На воде — только длинные и узкие лодки, построенные специально для каналов, как плавающие вагончики. Они крытые, и в такой лодке с мотором можно и путешествовать по тихим рекам и каналам, и просто жить. А главное — можно покрасить ее в яркие цвета, поставить на палубу растения в горшках и дать лодке экзотическое или смешное имя, обязательно женское — ведь «корабль» в английском языке, вообще-то не знающим родов, всегда — she, «она». Не в такой ли лодке путешествовали трое, не считая собаки, у Дж. К. Джерома?