Не успели мы вернуться с востока Англии, как я отправилась на север, в Нькасл. Это — ближайший к Дарему большой город. Скорый поезд идет всего 10 минут; правда, на автобусе, делающем множество остановок, надо добираться час. Ньюкасл — город рабочий, бывший центр шахтеров и судостроителей. Он стоит на реке Тайне (River Tyne — не «тайна»!), недалеко от устья, и совсем недавно по берегам ее было много верфей. Как и весь угледобывающий Север, Ньюкасл пережил в конце прошлого века трудные времена, и в городе еще много заброшенных зданий, угрюмо глядящих на улицу слепыми окнами, закрытыми фанерными щитами. Так близко и так далеко от нарядного, праздничного Дарема с его всегда оживленной рыночной площадью! Впрочем, торговые улицы Нькасла тоже весьма людные. Сердце их — так называемый Монумент (The Monument) — огромная колонна, на вершине которой — мужская фигура, задрапированная в плащ. Высота колонны пропорциональна тому уважению и благодарности, которую испытывают потомки к этому уроженцу Нькасла. Хотя он не король и не генерал, но имя его известно многим в мире и, конечно, каждому любителю чая — это эрл Грей.
Эрл — это не имя, а титул — примерно как барон. Эрлов Греев было много, и я не уверена, что чай назван именно по эрлу Грею с колонны. Заслуга его — в другом: он был членом парламента, отстаивал мирную политику в противовес войне и также добился реформы избирательного права. Раньше избирать — то есть быть полноправными гражданами — могли только землевладельцы, а после принятия поправки 1792 года возможность голосовать получило гораздо больше людей. Благодаря стараниям эрла Грея, в 1832 году большинство мужского населения имело своего представителя в парламенте. Несмотря на дворянский титул, эрл был демократом, и благодарные сограждане, которым он помог стать таковыми, воздвигли ему Монумент. В лучах неожиданно выглянувшего ноябрьского солнца, обрамленный рождественскими декорациями, эрл весело посматривал вниз на своих компатриотов. А те, поглощенные шоппингом, разглядывали прилавки раскинувшейся под Монументом ярмарки. Здесь в импровизированных киосках можно было съесть немецкие колбаски и выпить яванский кофе, купить французский сыр, итальянские макароны, английские сласти и всякую произведенную в Китае мишуру. Я тоже выпила кофе, чтобы согреться, и пошла искать себе ботинки, более соответствующие сезону, чем те, в которых приехала в октябре из Москвы. Задача оказалась нелегкой: и потому, что пришлось проталкиваться сквозь толпы счастливых шопперов, и потому, что почти теперь все — даже традиционно английские бренды — перешли на outsourcing, то есть производят свою продукцию в странах третьего мира. Переплачивать за китайские ботинки я упрямо не хотела, поэтому пришлось обойти немало магазинов; правда, все они находятся под одной крышей, в монструозном по своим размерам торговом центре. Выйдя на улицу и, наконец вздохнув свободно, я пошла к реке Тайне, чтобы посмотреть на ее мосты.
В Нькасле два знаменитых моста, старый и новый. Старый исключительно красив своими металлическими конструкциями, которые поднимаются над рекой высокими полукружьями. Он — близнец известного моста в Сиднее. А новый — пешеходный и очень замысловатый — тоже состоит из двух полукружий, одно из которых стоит вертикально, как бы повторяя силуэт старого моста, а другое — лежит горизонтально, и именно по этому лежащему полукружию переходят реку люди. Почему мост не прямой? Потому, что река Тайна — судоходная, и когда под мостом проходят корабли, лежачее полукружие поднимается вверх — становится на дыбы — и становится высокой аркой. Это — первый такой мост, который надо не разводить, а вращать: его создатели получили заслуженный приз. А ведет он к концертному залу The Sage, о котором я уже писала. Оба сооружения — мост и концертный зал уникальны, стоили городу немало денег и говорят о его возрождении — о том, что после бесславно закончившегося шахтерского прошлого у Ньюкасла есть будущее.
Только я вернулась в Дарем и вошла в нашу квартиру, как зазвенел телефон. Знакомая приглашала вечером на ирландские танцы. И хотя я страшно устала, отказаться не могла — тем более, что сама раньше просила взять меня туда. Розмари и ее муж, оказавшийся поляком, хорошо говорящим по-русски, подвезли меня в деревенский клуб милях в семи от Дарема, где раз в неделю собираются люди, чтобы вместе поплясать под веселую ирландскую музыку. Они танцуют country-dance (контр-данс) — его еще пляшут в деревнях в Ирландии. Он похож на нашу кадриль: танцуют четыре пары, стоящие квадратом; пары кружатся, меняются местами, обмениваются партнерами. В каждом танце — несколько фигур; темп, как правило, быстрый, и надо хорошенько сосредоточиться, чтобы вовремя сделать нужную фигуру. Благодаря тому небольшому опыту народных танцев (включая танец барокко), мне удавалось не отставать от партнеров. Сначала мне здорово помогал Джек, а во второй части я плясала с Шёрли — мужчин на таких вечеринках всегда меньше, чем дам. Зато Шёрли — коренная ирландка, знает все тонкости и как-то хорошо приспособилась меня вести, придерживая не за талию, а толкая в нужный момент в бедро. Было немного странно, но удобно. В результате я получила комплименты и приглашения приходить еще. Танцы продолжались два часа с перерывом на чай и печенье. Почти все присутствующие были старше меня, только Шёрли и еще одна пара — моего возраста. Жаль, что нет молодежи — это так весело!
Танец — народный и бальный — в Англии большое увлечение. Сейчас очень популярна ТВ программа (есть такая и у нас), где знаменитости, получив нескольких уроков, танцуют перед камерой бальные танцы. Симпатии публики получают при этом не те, кому удестся приблизиться к профессионалам, а — так называемые «личности», как бывший министр Джон Сарджент. Он танцевал в паре с русской танцовщицей, сексуальной блондинкой под Мерилин Монро — и хотя двигался неуклюже, тем не менее держался совершенным джентльменом (а perfect gentleman). Судьи с потрясающей регулярностью ставили им низший балл (один раз дали «0»!), но публика любила, и по результатам зрительского голосования Джон Сарджент с его русской Монро переходили с тура на тур. Он сам — широким жестом — решил уйти с конкурса — о чем до сих пор жалеют его телевизионные поклонники. Эта программа стала для англичан предметом всеобщего обсуждения и очень подняла интерес к танцу. В Дареме при желании можно плясать почти каждый вечер — клок-данс (танец в деревянных сабо) в понедельник, шотландские танцы во вторник, английский Моррис-данс в среду и ирландские танцы — в четверг. Надеюсь, что в следующий четверг Розмари не забудет заехать за мной по дороге в деревенский клуб.
Эрл — это не имя, а титул — примерно как барон. Эрлов Греев было много, и я не уверена, что чай назван именно по эрлу Грею с колонны. Заслуга его — в другом: он был членом парламента, отстаивал мирную политику в противовес войне и также добился реформы избирательного права. Раньше избирать — то есть быть полноправными гражданами — могли только землевладельцы, а после принятия поправки 1792 года возможность голосовать получило гораздо больше людей. Благодаря стараниям эрла Грея, в 1832 году большинство мужского населения имело своего представителя в парламенте. Несмотря на дворянский титул, эрл был демократом, и благодарные сограждане, которым он помог стать таковыми, воздвигли ему Монумент. В лучах неожиданно выглянувшего ноябрьского солнца, обрамленный рождественскими декорациями, эрл весело посматривал вниз на своих компатриотов. А те, поглощенные шоппингом, разглядывали прилавки раскинувшейся под Монументом ярмарки. Здесь в импровизированных киосках можно было съесть немецкие колбаски и выпить яванский кофе, купить французский сыр, итальянские макароны, английские сласти и всякую произведенную в Китае мишуру. Я тоже выпила кофе, чтобы согреться, и пошла искать себе ботинки, более соответствующие сезону, чем те, в которых приехала в октябре из Москвы. Задача оказалась нелегкой: и потому, что пришлось проталкиваться сквозь толпы счастливых шопперов, и потому, что почти теперь все — даже традиционно английские бренды — перешли на outsourcing, то есть производят свою продукцию в странах третьего мира. Переплачивать за китайские ботинки я упрямо не хотела, поэтому пришлось обойти немало магазинов; правда, все они находятся под одной крышей, в монструозном по своим размерам торговом центре. Выйдя на улицу и, наконец вздохнув свободно, я пошла к реке Тайне, чтобы посмотреть на ее мосты.
В Нькасле два знаменитых моста, старый и новый. Старый исключительно красив своими металлическими конструкциями, которые поднимаются над рекой высокими полукружьями. Он — близнец известного моста в Сиднее. А новый — пешеходный и очень замысловатый — тоже состоит из двух полукружий, одно из которых стоит вертикально, как бы повторяя силуэт старого моста, а другое — лежит горизонтально, и именно по этому лежащему полукружию переходят реку люди. Почему мост не прямой? Потому, что река Тайна — судоходная, и когда под мостом проходят корабли, лежачее полукружие поднимается вверх — становится на дыбы — и становится высокой аркой. Это — первый такой мост, который надо не разводить, а вращать: его создатели получили заслуженный приз. А ведет он к концертному залу The Sage, о котором я уже писала. Оба сооружения — мост и концертный зал уникальны, стоили городу немало денег и говорят о его возрождении — о том, что после бесславно закончившегося шахтерского прошлого у Ньюкасла есть будущее.
Только я вернулась в Дарем и вошла в нашу квартиру, как зазвенел телефон. Знакомая приглашала вечером на ирландские танцы. И хотя я страшно устала, отказаться не могла — тем более, что сама раньше просила взять меня туда. Розмари и ее муж, оказавшийся поляком, хорошо говорящим по-русски, подвезли меня в деревенский клуб милях в семи от Дарема, где раз в неделю собираются люди, чтобы вместе поплясать под веселую ирландскую музыку. Они танцуют country-dance (контр-данс) — его еще пляшут в деревнях в Ирландии. Он похож на нашу кадриль: танцуют четыре пары, стоящие квадратом; пары кружатся, меняются местами, обмениваются партнерами. В каждом танце — несколько фигур; темп, как правило, быстрый, и надо хорошенько сосредоточиться, чтобы вовремя сделать нужную фигуру. Благодаря тому небольшому опыту народных танцев (включая танец барокко), мне удавалось не отставать от партнеров. Сначала мне здорово помогал Джек, а во второй части я плясала с Шёрли — мужчин на таких вечеринках всегда меньше, чем дам. Зато Шёрли — коренная ирландка, знает все тонкости и как-то хорошо приспособилась меня вести, придерживая не за талию, а толкая в нужный момент в бедро. Было немного странно, но удобно. В результате я получила комплименты и приглашения приходить еще. Танцы продолжались два часа с перерывом на чай и печенье. Почти все присутствующие были старше меня, только Шёрли и еще одна пара — моего возраста. Жаль, что нет молодежи — это так весело!
Танец — народный и бальный — в Англии большое увлечение. Сейчас очень популярна ТВ программа (есть такая и у нас), где знаменитости, получив нескольких уроков, танцуют перед камерой бальные танцы. Симпатии публики получают при этом не те, кому удестся приблизиться к профессионалам, а — так называемые «личности», как бывший министр Джон Сарджент. Он танцевал в паре с русской танцовщицей, сексуальной блондинкой под Мерилин Монро — и хотя двигался неуклюже, тем не менее держался совершенным джентльменом (а perfect gentleman). Судьи с потрясающей регулярностью ставили им низший балл (один раз дали «0»!), но публика любила, и по результатам зрительского голосования Джон Сарджент с его русской Монро переходили с тура на тур. Он сам — широким жестом — решил уйти с конкурса — о чем до сих пор жалеют его телевизионные поклонники. Эта программа стала для англичан предметом всеобщего обсуждения и очень подняла интерес к танцу. В Дареме при желании можно плясать почти каждый вечер — клок-данс (танец в деревянных сабо) в понедельник, шотландские танцы во вторник, английский Моррис-данс в среду и ирландские танцы — в четверг. Надеюсь, что в следующий четверг Розмари не забудет заехать за мной по дороге в деревенский клуб.