Есть старая шутка. Оказавшись на необитаемом острове, англичанин построил себе дом. Заскучав, он выстроил клуб, в который будет ходить. А после выстроил еще один клуб – в который ходить НЕ будет. Мне кажется, что нечто подобное в Англии происходит и с церквями, которых здесь множество и которые отчасти играют ту же роль, что и клубы.
После Реформации и долгих войн, когда добрые христиане-протестанты в буквальном смысле охотились на добрых христиан-католиков и тех, кто не успел бежать, истребили, Церковь в Англии научилась быть терпимой. Отрадно было, в подтвердение этого, увидеть в деревне Кёрби Стивен храм, который используют и католики, и протестанты, превратившиеся в хороших соседей. В поддержку примиренческих усилий, новогодняя служба в Соборе Дарема – объединенная, с участием нескольких церквей. Но это – сейчас, а 16-й и 17-й век были временем раскола и разделения, в результате которого единая христианская церковь распалась на множество сект, церквей и конфессий. Спектр их очень широк - от римских католиков, придерживающихся пышности в мессах и украшении храмов, до самых радикальных реформаторов-протестантов, у которых нет ни священников, ни специальных церковных зданий. Одни из самых крайних – квейкеры, или квакеры (Quakers, от to quake – дрожать, трепетать – имеется в виду, перед Богом). Они собираются раз в неделю по воскресеньям и проводят час в совместном молчании – только иногда кто-то встает и высказывается о том, что его волнует. Для того, чтобы думать о Боге – говорят радикальные протестанты – им не надо ни храма, ни священника. О церквях католического толка они иронически отзываются - “smells and bells”, “запахи и звоны” - намекая на излишнюю, по их мнению, пышность служб.
Ответвлений протестантской церкви множество – евангелистская, баптистская, методистская, конгрегационная. Есть и так называемые «домовые церкви» – house churches, совершенно независимые. Как рассказывал мой знакомый, учившийся в Дареме лет двадцать пять назад, здесь в то время существовала такая домовая церковь, или секта, с сотнями прихожан-студентов. Собирались они в каком-то сарае, сами выбирали старост и никому не подчинялись – ни папе, ни епископу, ни даже методистскому священнику. Теологические различия между ними часто минимальны – еще меньше, чем расколовшее православную церковь двое- и троеперстие – и гораздо меньше, чем существовавшая между ними разногласия и даже вражда. Один либеральный священник полусерьезно сказал, что Бог дал людям Библию, но не сообщил никакого определенного ее толкования; в результате интерпретаций христианства, как и конфессий – великое множество. У этого есть как минусы, так и плюсы: каждый верующий может выбирать церковь в соответствии со своими убеждениями. Так, до Второй мировой войны родители Р. ходили в Униатскую реформированную церковь (образовавшуюся в 17 веке при слиянии конгреционалистов с пресвитерианцами). Но они были пацифистами, а их собратья по приходу с началом войны стали все как один патриотами и дали понять, что в своей церкви не потерпят позорного миролюбия. Пришлось родителям Р. перейти к квакерам – единственной конфессии, которая последовательно выступает против ЛЮБОЙ войны, называя ее тем, чем она и является – убийством.
Протестантские храмы внутри и снаружи очень строгие и могут показаться неуютными. Они почти вовсе лишены украшений и изображений – их во время Реформации уничтожили не враги, а сами прихожане под руководством отложившихся от Рима священников. Крайние протестанты были пуританами – блюстителями чистоты (purity) веры и иконокластами – борцами с «иконами». Они считали, что поклоняться изображениям – это язычество, и что Бог – не на стенке, а в душе. Они сорвали изображения, разбили статуи, побелили стены церквей, уничтожили алтарную перегородку – чтобы таинства совершались где-то там, скрыто, за иконостасом, а на глазах у людей, и чтобы все, а не только священник, могли молиться перед алтарем. Признаюсь, меня, привыкшую к торжественной и таинственной обрядности православной литургии, шокировала простота англиканской службы. Правда, я была в маленькой часовне, больше похожей на обычную комнату, чем на храм. По трем сторонам периметра – у входа и по бокам – в ней стоят скамьи, и прихожане сидят лицом друг у другу. Четвертая, противоположная входу стена – алтарная, но когда в часовне собирается много людей, то сидят и вдоль нее, на на ступеньках, ведущих к алтарю. Даже Св. Причастие в часовне обставлено более чем скромно: в углу, слева от алтаря, стоит бутылка с вином, блюдо с облатками; священник приглашает вкусить «кровь и плоть Христову». Нужна – подумалось мне в тот момент – или детская привычка или очень сильная вера, чтобы уверовать в таинство, совершающееся так буднично и открыто, прямо перед глазами.
Церковная реформа предшествовала и во многом была причиной демократизации в 17 веке политического режима – свержения монархии и создания парламента. То, что перед Богом и богатый, и бедный – все равны – было понято буквально и должно было стать реальностью. В то время Англия была единственной в мире страной с представительской системой правления и избирательным правом. Некоторые церковные реформаторы в своей эгалитарности пошли еще дальше. В 1652 году мастер-седельщик Джордж Фокс, основатель движения квакеров, перестал снимать шляпу перед вышестоящими – даже аристократами – и обращался ко всем на Ты, Thy. Квакеры одиними из первых стали заботится об узниках тюрем и “желтых домов” – даже в Россию, еще при Александре I, приезжали, чтобы посетить остроги и дома умалишенных. Они же открыли в Англии приют для душевнобольных, один из самых гуманных для своего жестокого века.
Несмотря на разнообразие конфессий – а сейчас к христианству прибавились и другие крупные религии – ислам, индуизм, буддизм – большинство британцев принадлежит к Англиканской церкви. Она считается государственной религией, и возглавляет ее королева. По своей теологии и обрядности эта церковь – где-то посередине между католичеством и крайним протестантизмом, но либеральна не менее других протестантских конфессий. Именно в ней впервые стали рукополагать в сан женщин. Я познакомилась с большой и жизнерадостной Сьюзан; она – викарием уже тридцать лет и сейчас – настоятельница деревенского храма, основанного в 12 веке! Вместе с мужем-священником они окормляют два прихода, устроив все практично и ко всеобщему удовольствию: если муж утром служит в одной церкви, жена в это время занята в другой, а вечером они меняются местами. В Соборе Дарема мне привелось услышать рассказ другой женщины-викария – ей за одну неделю пришлось присутствовать на дюжине отпеваний погибших в Афганистане солдат.
Несколько человек – и церковных, и нет, с которыми я общалась в Дареме, не сговариваясь, утверждали одно: все меньше людей в Англии называют себя христианинами. Но многие задумываются о том, как сделать жизнь – свою и других – более справедливой, гуманной и осмысленной. Молодежь охотнее, чем о христианском Боге, говорит о духовности (spirituality) и о «Великом духе» (“Great Spirit”). Тем не менее, церкви продолжают играть в британском обществе свою социальную роль, кое-как это общество цементируя и не давая горожанам окончательно превратиться в изолированных самодостаточных индивидов. Вокруг местных церквей формируется сообщество – community – объединяемое целями благотворительности, воспитания, помощи нуждающимся членам прихода. Священник считает свою миссию социальной, и хотя в своей проповеди он/она может говорить о грехе, небесной каре и раскаянии, после службы предложит всем чашку чая или рюмочку шерри. Нам это может показаться неожиданным, но церкви в Британии – кирпичик гражданского общества, своего рода «клуб +».
После Реформации и долгих войн, когда добрые христиане-протестанты в буквальном смысле охотились на добрых христиан-католиков и тех, кто не успел бежать, истребили, Церковь в Англии научилась быть терпимой. Отрадно было, в подтвердение этого, увидеть в деревне Кёрби Стивен храм, который используют и католики, и протестанты, превратившиеся в хороших соседей. В поддержку примиренческих усилий, новогодняя служба в Соборе Дарема – объединенная, с участием нескольких церквей. Но это – сейчас, а 16-й и 17-й век были временем раскола и разделения, в результате которого единая христианская церковь распалась на множество сект, церквей и конфессий. Спектр их очень широк - от римских католиков, придерживающихся пышности в мессах и украшении храмов, до самых радикальных реформаторов-протестантов, у которых нет ни священников, ни специальных церковных зданий. Одни из самых крайних – квейкеры, или квакеры (Quakers, от to quake – дрожать, трепетать – имеется в виду, перед Богом). Они собираются раз в неделю по воскресеньям и проводят час в совместном молчании – только иногда кто-то встает и высказывается о том, что его волнует. Для того, чтобы думать о Боге – говорят радикальные протестанты – им не надо ни храма, ни священника. О церквях католического толка они иронически отзываются - “smells and bells”, “запахи и звоны” - намекая на излишнюю, по их мнению, пышность служб.
Ответвлений протестантской церкви множество – евангелистская, баптистская, методистская, конгрегационная. Есть и так называемые «домовые церкви» – house churches, совершенно независимые. Как рассказывал мой знакомый, учившийся в Дареме лет двадцать пять назад, здесь в то время существовала такая домовая церковь, или секта, с сотнями прихожан-студентов. Собирались они в каком-то сарае, сами выбирали старост и никому не подчинялись – ни папе, ни епископу, ни даже методистскому священнику. Теологические различия между ними часто минимальны – еще меньше, чем расколовшее православную церковь двое- и троеперстие – и гораздо меньше, чем существовавшая между ними разногласия и даже вражда. Один либеральный священник полусерьезно сказал, что Бог дал людям Библию, но не сообщил никакого определенного ее толкования; в результате интерпретаций христианства, как и конфессий – великое множество. У этого есть как минусы, так и плюсы: каждый верующий может выбирать церковь в соответствии со своими убеждениями. Так, до Второй мировой войны родители Р. ходили в Униатскую реформированную церковь (образовавшуюся в 17 веке при слиянии конгреционалистов с пресвитерианцами). Но они были пацифистами, а их собратья по приходу с началом войны стали все как один патриотами и дали понять, что в своей церкви не потерпят позорного миролюбия. Пришлось родителям Р. перейти к квакерам – единственной конфессии, которая последовательно выступает против ЛЮБОЙ войны, называя ее тем, чем она и является – убийством.
Протестантские храмы внутри и снаружи очень строгие и могут показаться неуютными. Они почти вовсе лишены украшений и изображений – их во время Реформации уничтожили не враги, а сами прихожане под руководством отложившихся от Рима священников. Крайние протестанты были пуританами – блюстителями чистоты (purity) веры и иконокластами – борцами с «иконами». Они считали, что поклоняться изображениям – это язычество, и что Бог – не на стенке, а в душе. Они сорвали изображения, разбили статуи, побелили стены церквей, уничтожили алтарную перегородку – чтобы таинства совершались где-то там, скрыто, за иконостасом, а на глазах у людей, и чтобы все, а не только священник, могли молиться перед алтарем. Признаюсь, меня, привыкшую к торжественной и таинственной обрядности православной литургии, шокировала простота англиканской службы. Правда, я была в маленькой часовне, больше похожей на обычную комнату, чем на храм. По трем сторонам периметра – у входа и по бокам – в ней стоят скамьи, и прихожане сидят лицом друг у другу. Четвертая, противоположная входу стена – алтарная, но когда в часовне собирается много людей, то сидят и вдоль нее, на на ступеньках, ведущих к алтарю. Даже Св. Причастие в часовне обставлено более чем скромно: в углу, слева от алтаря, стоит бутылка с вином, блюдо с облатками; священник приглашает вкусить «кровь и плоть Христову». Нужна – подумалось мне в тот момент – или детская привычка или очень сильная вера, чтобы уверовать в таинство, совершающееся так буднично и открыто, прямо перед глазами.
Церковная реформа предшествовала и во многом была причиной демократизации в 17 веке политического режима – свержения монархии и создания парламента. То, что перед Богом и богатый, и бедный – все равны – было понято буквально и должно было стать реальностью. В то время Англия была единственной в мире страной с представительской системой правления и избирательным правом. Некоторые церковные реформаторы в своей эгалитарности пошли еще дальше. В 1652 году мастер-седельщик Джордж Фокс, основатель движения квакеров, перестал снимать шляпу перед вышестоящими – даже аристократами – и обращался ко всем на Ты, Thy. Квакеры одиними из первых стали заботится об узниках тюрем и “желтых домов” – даже в Россию, еще при Александре I, приезжали, чтобы посетить остроги и дома умалишенных. Они же открыли в Англии приют для душевнобольных, один из самых гуманных для своего жестокого века.
Несмотря на разнообразие конфессий – а сейчас к христианству прибавились и другие крупные религии – ислам, индуизм, буддизм – большинство британцев принадлежит к Англиканской церкви. Она считается государственной религией, и возглавляет ее королева. По своей теологии и обрядности эта церковь – где-то посередине между католичеством и крайним протестантизмом, но либеральна не менее других протестантских конфессий. Именно в ней впервые стали рукополагать в сан женщин. Я познакомилась с большой и жизнерадостной Сьюзан; она – викарием уже тридцать лет и сейчас – настоятельница деревенского храма, основанного в 12 веке! Вместе с мужем-священником они окормляют два прихода, устроив все практично и ко всеобщему удовольствию: если муж утром служит в одной церкви, жена в это время занята в другой, а вечером они меняются местами. В Соборе Дарема мне привелось услышать рассказ другой женщины-викария – ей за одну неделю пришлось присутствовать на дюжине отпеваний погибших в Афганистане солдат.
Несколько человек – и церковных, и нет, с которыми я общалась в Дареме, не сговариваясь, утверждали одно: все меньше людей в Англии называют себя христианинами. Но многие задумываются о том, как сделать жизнь – свою и других – более справедливой, гуманной и осмысленной. Молодежь охотнее, чем о христианском Боге, говорит о духовности (spirituality) и о «Великом духе» (“Great Spirit”). Тем не менее, церкви продолжают играть в британском обществе свою социальную роль, кое-как это общество цементируя и не давая горожанам окончательно превратиться в изолированных самодостаточных индивидов. Вокруг местных церквей формируется сообщество – community – объединяемое целями благотворительности, воспитания, помощи нуждающимся членам прихода. Священник считает свою миссию социальной, и хотя в своей проповеди он/она может говорить о грехе, небесной каре и раскаянии, после службы предложит всем чашку чая или рюмочку шерри. Нам это может показаться неожиданным, но церкви в Британии – кирпичик гражданского общества, своего рода «клуб +».