О чем больше всего мечтает москвич? Конечно, о море! Оно — страна его фантазий и приключений и просто место, где можно вдохнуть йодистый запах водорослей и послушать шум волн. Приехав в морскую страну — любая точка которой отстоит от морского побережья не более чем на 90 миль — я мечтала увидеть море. В прошлое воскресенье мы выбрались в прибрежный городок Sunderland. Расстояние от Дарема — 30 миль, но рейсовый автобус, который останавливается по дороге во всех деревнях, идет около часа. Сандерленд — частью курорт, но в основном — рабочий город. Здесь были кораблестроительные верфи. Рядом, на побережье, много старых шахт, их ответвления уходят глубоко под морское дно. Сейчас все они закрыты, последние — не так давно, в 1980-е годы, при Маргарет Тэтчер. Может быть, кто-то еще помнит, как сопротивлялись этому закрытию шахтеры — такие новости широко освещалось в советской прессе.
Старая жизнь была трудной, но в ней существовали и свои праздники, и рабочая солидарность — отчасти поэтому Тэтчер так стремилась с ней покончить. У каждой шахты был свой штандарт и свой духовой оркестр. Оркестры играли по воскресеньям; в городских парках и на променадах для этого была построена крытая эстрада. Раз в год шахты устраивали процессию в Дареме: шли со знаменами и оркестрами от Собора до края города, останавливаясь под балконом, с которого их приветствовали приезжавшие сюда специально для этого члены королевской семьи. Сейчас существует ассоциация шахтеров-ветеранов, они до сих пор съезжаются в Дарем со штандартами — но событие это скорее реликтовое. Когда-то экзотический для южан рабочий Северо-восток Англии становится все больше похож на другие регионы — глобализуется.
Название городка происходит, все же, не от солнца — sun — а от песка — sand. Sunderland — «песчаная земля», с чудесными пляжами из белого песка. Кое-где на этом песке и прибрежных камнях еще остался черный налет со времен, когда здесь добывали уголь и шихту сваливали большими кучами на побережье. Несколько таких холмиков — поросших высокой травой — так и лежат. Но в общем, вопреки нашим опасениям, следов запустения в этом бывшем индустриальном уголке Англии мы не видели. Город возрождается, и из белого песка здесь теперь льют стекло — есть центр художественного стекла, где можно посетить стеклодувный цех и купить вазочку или подсвечник. Конечно, бедных районов немало. В колледже за одним из официальных ужинов я сидела рядом с учителем, школа которого находится в одном из самых проблемных районов Сандерленда. К счастью для этой школы, кто-то придумал сделать ее специализированной по искусству, и акцент здесь ставится не на академической успеваемости, а на развитии творчества и социальных навыков детей. Учитель преподает английский язык и «драму» — то есть начала театральной игры. Они разыгрывают этюды, в том числе на злобу дня — хулиган обижает маленького — придумывают и расссказывают друг другу сказки, ставят спектакли (последним был «Дракула»). Дети, которым в силу воспитания и положения их родителей, не хватает уверенности в себе, учатся крепче стоять на ногах. Говорят, окончивших школу охотнее принимают на работу — привыкшие играть в школьной труппе быстрее сработаются с коллегами.
Море в этот теплый и солнечный день оказалось спокойным и приветливым. Мы сняли крутки и гуляли в футболках с коротким рукавом. Круглая гавань приютила многочисленных рыбаков; многие — с детьми — понятно, мужского пола. На наших глазах один рыболов поймал омара. Восторг его сына трудно описать! We’v got a lobster!!! — кричал он, и другие мальчишки собрались поглядеть, как вытащенное из воды членистоногое таращило глаза и беспомощно крутило всеми шестью конечностями. Scary! — «страшный!» — сказал один мальчишка, не решаясь подойти ближе. Но омар был быстро побежден и засунут в пластиковую сумку. В такой день настроение у всех — кроме омара, конечно — было прекрасным. Сандерланд славится своими fish-and-chips shops — киосками и кафешками, где продают жареную в кляре рыбу с картошкой. Можно купить одной жареной картошки — аутентичных «чипс» — наложенной или в кулек из плотной бумаги или в коробочку, иногда с крышкой, похожей на конфетную. С картошки капает масло, и так вкусно есть ее руками, сидя на набережной и греясь на неожиданном октябрьском солнце.
Мы пошли по берегу на север от Сандерленда. Благодаря операции «Нептун» это побережье было недавно спасено от застройки, и по нему проложена дорожка только для пешеходов. Землю выкупил Национальный фонд — замечательная организация, спасшая много памятников истории и природы. Здесь много птиц — их привлекают скалы, которые в прилив уходят под воду, а во время отлива на них остаются маленькие рачки и планктон. Птицы — не только чайки, но и неизвестные мне лапвинги (lapwings) и какие-то другие виды — летали дружными стайками, кружились и пересекали друг другу, как потоки воды. Стайка, севшая на скалистый островок, как будто накрыла ее сетью — птиц много, а островок маленький. Мы прошли мимо старого маяка, оснащенного не только лампами, но и — на случай тумана — звуковым оборудованием, fog horns — «противотуманными горнами»; здесь теперь музей.
Что удивительно — берег густо уставлен лавочками — садись, отдыхай, любуйся морем. Все они — мемориальные, поставленные родственниками или друзьями в память об ушедшем человеке. Мы присели на лавочку; на ней была табличка с датами — лавочка поставлена в память о пятнадцатилетнем мальчике. На многих скамейках лежат или привязаны к ножке букетики цветов. Настроение слегка траурное, но умиротворенное: такой способ почтить память — поставить лавочку у дороги — можно только приветствовать. А вот у края скалы — объявление с номером телефона. Что это — очередное правило или реклама? Подойдя поближе, мы прочитали: In despair? Call The Samaritans: «В отчаянии? Позвоните Добрым Самаритянам» — организации, которая предлагает бесплатный «телефон доверия».
Еще несколько миль по побережью — и мы пришли к устью реки Тайн (Tyne), на которой выше по течению стоит Ньюкастл. Городок, расположенный в самом устье — South Shields — существует, по крайней мере, с римских времен — здесь сохранились развалины форта и, конечно, римских бань. Позднее в устье Тайн соорудили верфи; здесь строился когда-то знаменитый английский флот. Сейчас почти все верфи закрыли, но кое-что еще работает — мы видели сооружающуюся платформу для добычи нефти — огромную, стоящую попререк реки как мост. А еще в порт заходят круизы — туристов везут к Стене императора Адриана и в Даремский собор. Мы тоже вернулись в Дарем на автобусе — правда, на рейсовом и с пересадкой.
Старая жизнь была трудной, но в ней существовали и свои праздники, и рабочая солидарность — отчасти поэтому Тэтчер так стремилась с ней покончить. У каждой шахты был свой штандарт и свой духовой оркестр. Оркестры играли по воскресеньям; в городских парках и на променадах для этого была построена крытая эстрада. Раз в год шахты устраивали процессию в Дареме: шли со знаменами и оркестрами от Собора до края города, останавливаясь под балконом, с которого их приветствовали приезжавшие сюда специально для этого члены королевской семьи. Сейчас существует ассоциация шахтеров-ветеранов, они до сих пор съезжаются в Дарем со штандартами — но событие это скорее реликтовое. Когда-то экзотический для южан рабочий Северо-восток Англии становится все больше похож на другие регионы — глобализуется.
Название городка происходит, все же, не от солнца — sun — а от песка — sand. Sunderland — «песчаная земля», с чудесными пляжами из белого песка. Кое-где на этом песке и прибрежных камнях еще остался черный налет со времен, когда здесь добывали уголь и шихту сваливали большими кучами на побережье. Несколько таких холмиков — поросших высокой травой — так и лежат. Но в общем, вопреки нашим опасениям, следов запустения в этом бывшем индустриальном уголке Англии мы не видели. Город возрождается, и из белого песка здесь теперь льют стекло — есть центр художественного стекла, где можно посетить стеклодувный цех и купить вазочку или подсвечник. Конечно, бедных районов немало. В колледже за одним из официальных ужинов я сидела рядом с учителем, школа которого находится в одном из самых проблемных районов Сандерленда. К счастью для этой школы, кто-то придумал сделать ее специализированной по искусству, и акцент здесь ставится не на академической успеваемости, а на развитии творчества и социальных навыков детей. Учитель преподает английский язык и «драму» — то есть начала театральной игры. Они разыгрывают этюды, в том числе на злобу дня — хулиган обижает маленького — придумывают и расссказывают друг другу сказки, ставят спектакли (последним был «Дракула»). Дети, которым в силу воспитания и положения их родителей, не хватает уверенности в себе, учатся крепче стоять на ногах. Говорят, окончивших школу охотнее принимают на работу — привыкшие играть в школьной труппе быстрее сработаются с коллегами.
Море в этот теплый и солнечный день оказалось спокойным и приветливым. Мы сняли крутки и гуляли в футболках с коротким рукавом. Круглая гавань приютила многочисленных рыбаков; многие — с детьми — понятно, мужского пола. На наших глазах один рыболов поймал омара. Восторг его сына трудно описать! We’v got a lobster!!! — кричал он, и другие мальчишки собрались поглядеть, как вытащенное из воды членистоногое таращило глаза и беспомощно крутило всеми шестью конечностями. Scary! — «страшный!» — сказал один мальчишка, не решаясь подойти ближе. Но омар был быстро побежден и засунут в пластиковую сумку. В такой день настроение у всех — кроме омара, конечно — было прекрасным. Сандерланд славится своими fish-and-chips shops — киосками и кафешками, где продают жареную в кляре рыбу с картошкой. Можно купить одной жареной картошки — аутентичных «чипс» — наложенной или в кулек из плотной бумаги или в коробочку, иногда с крышкой, похожей на конфетную. С картошки капает масло, и так вкусно есть ее руками, сидя на набережной и греясь на неожиданном октябрьском солнце.
Мы пошли по берегу на север от Сандерленда. Благодаря операции «Нептун» это побережье было недавно спасено от застройки, и по нему проложена дорожка только для пешеходов. Землю выкупил Национальный фонд — замечательная организация, спасшая много памятников истории и природы. Здесь много птиц — их привлекают скалы, которые в прилив уходят под воду, а во время отлива на них остаются маленькие рачки и планктон. Птицы — не только чайки, но и неизвестные мне лапвинги (lapwings) и какие-то другие виды — летали дружными стайками, кружились и пересекали друг другу, как потоки воды. Стайка, севшая на скалистый островок, как будто накрыла ее сетью — птиц много, а островок маленький. Мы прошли мимо старого маяка, оснащенного не только лампами, но и — на случай тумана — звуковым оборудованием, fog horns — «противотуманными горнами»; здесь теперь музей.
Что удивительно — берег густо уставлен лавочками — садись, отдыхай, любуйся морем. Все они — мемориальные, поставленные родственниками или друзьями в память об ушедшем человеке. Мы присели на лавочку; на ней была табличка с датами — лавочка поставлена в память о пятнадцатилетнем мальчике. На многих скамейках лежат или привязаны к ножке букетики цветов. Настроение слегка траурное, но умиротворенное: такой способ почтить память — поставить лавочку у дороги — можно только приветствовать. А вот у края скалы — объявление с номером телефона. Что это — очередное правило или реклама? Подойдя поближе, мы прочитали: In despair? Call The Samaritans: «В отчаянии? Позвоните Добрым Самаритянам» — организации, которая предлагает бесплатный «телефон доверия».
Еще несколько миль по побережью — и мы пришли к устью реки Тайн (Tyne), на которой выше по течению стоит Ньюкастл. Городок, расположенный в самом устье — South Shields — существует, по крайней мере, с римских времен — здесь сохранились развалины форта и, конечно, римских бань. Позднее в устье Тайн соорудили верфи; здесь строился когда-то знаменитый английский флот. Сейчас почти все верфи закрыли, но кое-что еще работает — мы видели сооружающуюся платформу для добычи нефти — огромную, стоящую попререк реки как мост. А еще в порт заходят круизы — туристов везут к Стене императора Адриана и в Даремский собор. Мы тоже вернулись в Дарем на автобусе — правда, на рейсовом и с пересадкой.